XXIII
Все приготовления были окончены, и наступил день отъезда. Моей радости не было границ. Уже была запряжена лошадь, и во двор пришли дядя Фахри и тетя Хамидэ, чтобы проводить нас. За ними появилась и Галимэ.
— Вот Гали вырос и уезжает в город… Хорошо быть здоровым человеком, — сказала тетя Хамидэ, поглядывая глазами, полными слез, то на меня, то на Галимэ.
Среди наступившего молчания дядя Фахри добавил:
— Пусть учится. Вот мы погибли из-за невежества. И не только сами погибли, но и других загубили. Хоть и каешься в том, что сделал по невежеству, да поздно, дело уже сделано.
Он тоже посмотрел на Галимэ и низко опустил голову.
Галимэ стояла, будто среди чужих людей, и молчала. Она не понимала, что я уезжаю в город; она то улыбалась, простодушно, по-детски, то, изменившись в лице, становилась грустной. Вид Галимэ произвел на всех гнетущее впечатление. Сегодня она была особенно бледна. Мать погладила меня по плечу и мягко сказала:
— Будь старателен, сын мой, не забывай нас, — и утерла глаза.
Я был растроган их лаской и участием; по щеке медленно скатилась слеза.
Только отец держал себя в руках: он готовил все необходимое для дороги и был занят лишь этим.
Когда приготовления были окончены, по обычаю того времени все присели, чтобы прочесть молитву на счастье. Молитвенно сложив руки и держа их перед глазами, я сквозь пальцы смотрел на родных. На глазах у матери слезы. Тетя Хамидэ дрожала. У дяди Фахри глаза закрыты и губы часто вздрагивают. Но Галимэ даже рук своих не подняла и в удивлении смотрела на нас.
По окончании молитвы я простился с каждым в отдельности. Они крепко, сердечно жали мне руку. Последней я протянул руку Галимэ и сказал:
— Будь здорова, Галимэ-апай.
Но Галимэ колебалась, не зная, дать ли мне руку, и мать подсказала ей:
— Попрощайся, родная. Он уезжает в город.
Только после этого она пожала мою руку и равнодушно спросила:
— Когда вернешься? Привези мне мыло! Когда Закир ездит в город, он непременно привозит мыло. — Она улыбнулась, но, сразу изменив выражение лица, сказала: — Отец, и я поеду в город… Там будет интересно…
Галимэ направилась к дверям, но мать остановила ее.
— Не надо, родная, — сказала она, — девушки в город не ездят, им нельзя ездить.
Галимэ подалась назад и с выражением безнадежности на лице проговорила:
— Тогда я схожу по воду; там, верно, ждут.
Не ожидая, пока я отъеду, она ушла к себе домой.
При выезде из ворот мы увидели Галимэ: с ведром в руках, шла она по воду, смотрела на нас и что-то говорила. Из-за скрипа повозки я не расслышал ее последних слов. Провожающие смотрели нам вслед, утирая глаза.
Когда мы проезжали мимо дома муллы, он как раз выходил из ворот, держа в руках толстые книги. Отец поздоровался с ним, но тот ничего не ответил, только зло посмотрел на нас.
Отец крикнул ему.
— Пусть твое проклятье падет на твою же голову!
Стегнул лошадь, и мы с грохотом выехали из деревни.
Деревня осталась позади, темнея вдалеке. Мы ехали вперед.