IX
Года идут вперед,
За годом год…
На ткацкой фабрике
Наш труженик живет.
Продули ветры,
Протекла вода,
От силы не осталось
И следа.
Потух огонь,
Глаза погасли тоже,
В морщинах вся
К костям прилипла кожа.
Спина согнулась,
Локти искривились,
И скулы явственней,
И щеки провалились.
И седина усталости везде —
На голове, ресницах, бороде.
На божий мир усталый человек
Еще глядит из-под опухших век.
Работа ждет,
Но нет огня в груди;
Уж светоч счастья
Меркнет впереди.
И безнадежнее работа
И трудней…
Уже давно не ждет он
Лучших дней.
И знает он:
Отчаянье и труд
Уж радости
Ему не принесут.
Как бы напильником
Распилена душа,
И дни проходят,
Медленно дыша.
Глухое одиночество, беда…
Зачем работать он пришел сюда?
Куда труды его девались
До сих пор?
Где вещи все его?
И кто их вор?
Ушли давно,
Давно пропал их след —
С полсотни лет,
С полсотни трудных лет.
И мозг его воспоминанья жгут:
Посеянные в юности хлеба,
И копны хлеба, и мешки зерна,
И пахота, и знойная косьба.
И золото,
Добытое не раз,
Воспоминаньем
Обжигает глаз.
Он перстни золотые бы носил,
Будь он хозяином своих вещей,
Очки, блестящие в оправе золотой…
Он был бы счастлив в старости своей.
В его избе стояла бы гора
Изделий всяких,
Всякого добра.
Узоры шелка,
Вытканные им,
Чудесной сказкою
Проходят перед ним.
И вновь вопрос
Он задает в упор:
— Где вещи все мои?
И кто их вор?
С полей богатых
Нищим я ушел,
Одежду делал я,
Но, как иголка, гол.
Я обрабатывал, я раскалял металл,
Но даже ножика себе я не достал.
В погоне золотой
Я обыскал весь мир.
Но где оно?
Кто высосал мой жир?
Мой труд идет за вереницей лет,
Мой труд велик, но радости в нем нет.
Зачем я труд
Сквозь жизнь свою пронес? —
Ответа нет.
Неразрешим вопрос.